Виктор Песиголовец - Любовница Леонарда[СИ]
Почтальонша поправила на голове платок и сунула руки в карманы своей куцой кацавейки и засмеялась:
— Сидит с Райкой в закусочной! Пирует! Видать, победу празднует…
Зайдя в дом и смыв со своего лица пыль, девушка принялась было готовить ужин, но потом передумала — успеется. Отправилась в гостиную, помыкалась с угла в угол, включила телевизор. Но тут же выключила и перешла в свою спаленку, стала перебирать журналы и газеты, горкой громоздившиеся на тумбочке, потом взяла в руки пяльцы и иголку. Однако долго высидеть в четырех стенах не смогла. Какое-то смутное чувство тревоги не давало покоя. Архелия накинула на плечи отцов ватник и опять выскочила во двор. Машинально почесала за ухом старого пса Шарика, бросившегося со своей будки ей под ноги, и, подойдя к калитке, застыла в ожидании.
Простояла так не меньше получаса, пока, наконец, не послышалось слабое урчание мотора, и ко двору не подъехала легковушка. Щурясь от яркого света фар, слепящего глаза, девушка распахнула ворота на всю ширину.
— Открой гараж! — громко крикнула ей Сысоева, приоткрыв дверцу машины со стороны водительского места.
Архелия удивленно почесала переносицу: ты смотри, Райка уже научилась водить автомобиль! И послушно бросилась выполнять поручение.
Машина медленно вкатилась во двор, затем, едва не зацепив правым зеркалом кирпичную стену, — в гараж и заглохла.
Оттуда легкой походкой вышла Сысоева в нарядном красном манто, которого раньше, кажется, у нее не было, и, изобразив на губах подобие улыбки, приглушенным голосом приказала:
— Отведи Павлушу в дом, пусть проспится! Понятно? Завтра он мне нужен, как огурчик! Мы идем подавать заявление на роспись.
— Разве уже завтра? — растерянно переспросила девушка.
— Да, милая, завтра! — подтвердила Райка, качнув белесой головой. — Зачем нам ждать два с половиной месяца? Все в Талашковке уже прекрасно знают, что мы с Павлушей решили стать мужем и женой. Так что ж тянуть?
Архелия пожала плечами и хотела пойти в гараж за отцом, но Сысоева остановила ее, поймав за рукав ватника.
— Тебе придется хотя бы временно пожить у бабули в Полтаве, — с усмешкой проговорила она, пахнув перегаром. — Нам с твоим отцом нужно притереться друг к другу, попривыкнуть. А ты, сама понимаешь — не маленькая, будешь только мешать, путаясь у нас под ногами.
— Да не поеду я! — пораженно выдохнула девушка.
— Мой тебе совет, крошка, не перечь старшим! — хохотнула Райка. И, пренебрежительно взглянув на Архелию, с угрозой прибавила: — И не стой у меня на пути! Раздавлю, как гниду!
— Что ты сказала?! — опешила та.
Но наглая дамочка, в голос посмеиваясь, уже выходила со двора.
Архелия со злобой посмотрела ей вслед и поспешила в гараж.
Отец спал на заднем сидении.
Его удалось растормошить с большим трудом и не сразу. Он еле вылез из машины и, опираясь на плечо дочери, поковылял в дом.
Когда девушка увидела лицо Павла при ярком свете, пришла в ужас: левый глаз полностью заплывший, бровь рассечена и на ней засох большой сгусток крови, на щеке — глубокая царапина, подбородок синий…
Свалив отца на диван в гостиной, Архелия побежала закрывать гараж. Но прежде чем запахнуть створки ворот, заглянула в машину — все ли там в порядке, не тлеет ли где-нибудь окурок — выпив, батька частенько вспоминал о своей давнишней вредной привычке и позволял себе подымить. Не обнаружив ничего подозрительного, захлопнула дверцу легковушки, а затем прикрыла ворота гаража.
Девушка долго сидела на кухне, склонившись над чашкой с остывшим чаем, и размышляла о том, что ждет ее дальше. По всему выходило, ничего хорошего. А все из-за этой пройдохи Сысоевой! И как ей только удалось укрутить батьку! И не только укрутить, а подчинить своей воле и завладеть его помыслами.
— Ехал на ярмарку… ухарь… купец! Ухарь купец… удалой молодец! — вдруг затянул Павло в гостиной.
Архелия бросилась туда.
Он стоял на нетвердых ногах посреди комнаты с высоко запрокинутой головой и размахивал руками.
— Батька, ну-ка ложись! — девушка схватила его за стан и стала тянуть к дивану.
— В красной рубашке! Красив! И румян! — орал отец, не обращая внимания на потуги дочери.
— Батька, ложись, я кому сказала! — рассердилась Архелия. — Ложись, я тебе лицо мокрой тряпочкой вытру, ведь все в крови!
— Манит, целует! За… ручку… берет!
Таким пьяным девушка видела Павла только однажды — лет восемь назад, когда он впервые стал депутатом райсовета и весь день отмечал это событие с сельским головой Кужманом.
Кое-как уложив отца, уставшая Архелия отправилась принять перед сном душ. А когда вышла из ванной комнаты, то так и ахнула: батька сидел на диване и прямо из горлышка хлестал вино.
— Дай сюда! — закричала она и, подскочив, попыталась вырвать у него бутылку.
— Не лезь! — рявкнул Павло, роняя голову на грудь. — Я хочу немного выпить.
— Куда ж больше пить? — Архелия вцепилась в бутылку обеими руками.
— Брось, гадюка! — процедил он и, широко размахнувшись, ударил дочь кулаком в лицо.
Удар был несильным, но у нее из носа тотчас побежали струйки крови и закапали на палас.
— Изверг! Садист! Изувер! — закричала девушка и, заголосив, побежала на кухню.
Она сидела, прижав очередной тающий кусочек льда к переносице, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Что это? С улицы войти никто не может, все заперто. Значит, это Павло вышел на улицу.
Заглянув в гостиную, Архелия выскочила во двор. Отец, шатаясь, как былинка на ветру, открывал ворота гаража.
— Что ты делаешь? Зачем! — девушка остановилась в нескольких шагах, не решаясь помешать батьке.
— Мне надо… к Раиске… — его повело, и он, не удержавшись на ногах, упал на бетонную дорожку.
Силясь встать, несколько раз перевернулся со спины на грудь и обратно.
— К Раиске… мне надо… — Павло все-таки сумел встать — сперва накарачки, а потом — и на ноги.
— Иди в дом! Пожалуйста! Я тебя прошу! — начала всхлипывать Архелия.
Отец полез в карман своих широких штанов, достал пригоршню мелочи и ключи от конторы и с размаху бросил их в сторону дочери.
— Сгинь!
Войдя в гараж, он схватился рукой за стенку и затем уже по ней, спотыкаясь и матерясь, доковылял до передней двери легковушки. Открыл. Залез в салон, каким-то чудом избежав падения. Долго возился, подгоняя сидение под свои параметры. И запустил мотор.
Девушка стояла во дворе и кусала губы от бессильной ярости. И как же это она не додумалась вытянуть ключ из замка зажигания? Хотя разве можно было предположить, что батька в таком состоянии вздумает садиться за руль?
Двигатель работал, набирая обороты. Видимо, Павло держал ногу на акселераторе. Вдруг гул стих, машина заработала ровно, продолжая стоять на месте.
Архелия подождала несколько минут, затем осторожно приблизилась к распахнутым воротам гаража и стала всматриваться в заднее стекло автомобиля, пытаясь увидеть, что делает отец. Но ничего не смогла разглядеть. Тогда она юркнула внутрь строения, протиснулась между левым боком иномарки и стеной и заглянула в боковое стекло. Голова Павла лежала на баранке. Приоткрыв дверцу, Архелия услышала мощный храп.
— Ну вот, так-то лучше! — прошептала она и вышла во двор, плотно прикрыв за собой обе створки гаражных ворот.
Глава пятая
На рассвете, быстро умывшись, девушка поспешила на кухню, нужно было приготовить завтрак. Начистила картошки, порезала дольками и бросила в кипящее на сковородке масло. Затем достала из холодильника графин со взваром, мисочку с солеными помидорами и початую банку домашней тушенки — отцу она очень нравилась именно холодной.
Картошка уже дожаривалась, а Павло все не приходил на кухню. Архелия подумала, что ему, видать, плоховато с бодуна да еще и после такого мордобоя. Однако спать в шесть часов утра он не мог — подобного никогда не случалось. Значит, просто лежал себе и отходил после вчерашнего. Хотя, вполне может быть, батька настолько неважно себя чувствует, что и подняться не в силах? Или он, чего доброго, так и сидит в машине? Но это вряд ли, это маловероятно.
Девушка вышла в гостиную, потом заглянула в спальню Павла — пусто. Ну, вот, получается, что он все-таки провел ночь в легковушке. Наверно, замерз, как суслик.
Накинув на себя ватник, девушка выскочила во двор и побежала к гаражу. Распахнула ворота — автомобиль на месте. Подскочила к нему, заглянула в стекло передней дверцы и обомлела. Голова отца все так же лежала на баранке. Господи, что это с ним? Рванула на себя дверцу, цапнула его за руку, безвольно свисающую до полика:
— Батька! — и в ужасе отпрянула — рука была окоченевшей, твердой, будто деревяшка.
Трепещущая, как осиновый лист, Архелия с минуту стояла, не решаясь подойти к открытой дверце. Но, наконец, собралась с силами, приблизилась, боязливо взяла Павла за плечо и осторожно потормошила. Он начал заваливаться набок.
